Попадая в экваториальную Африку, сразу же ощущаешь
чужеродность всего, что тебя окружает, начиная с воздуха, липкого, затхлого как
из старой прогнившей парилки или от задохшейся и уже разлазящейся по нитям
теплой половой тряпки.
Потом вдруг замечаешь, что негры, или как теперь принято говорить по соображениям политкорректности, - африканцы совсем другого замеса люди.
Над распухшими от людей городами, куда эти несчастные устремились прочь от войны, голода, бедности, висит пелена озлобленности, лени, безнадёги.
О чужеродности звезд на чужбине говорил еще Владимир Набоков, к слову в Африке не бывавший, но ведший своих героев в поисках экзотических бабочек перевалом Кампулунго и тропами Уганды. «Ах, снова умирать в жарком мареве того горячего дымящегося болота, среди змей и орхидей, и чтобы те милые мухи вились вокруг…» < В.В.Набоков «Отцовские бабочки». Второе добавление к «Дару»>.
Все так. Буйная африканская природа, перерастающая любые цветочные горшки и бьющая по глазам ядовитой зеленью, очень скоро перестает удивлять и умилять, все больше раздражая, дразня, изводя. Наши рациональные по изобразительным средствам ландшафты Черноземья ли, Нечерноземья, сутулая березка на продуваемом ветрами поле милее и краше всех изысков африканских топей.
Вне всяких сомнений именно Ее Величество Природа дала тамошним людям не только маис и маниоку, но и фольклор. Теперь уже не подлежит никакому сомнению, что «когда Моело поссорился с мудрым Вото и тот покинул деревню, солнце еще не существовало». <Из сказки народности бангонго «Как появился свет»>.
Сказки, мифы и легенды народов Африки, в общем-то, не знавших письменности, имели представление о сотворении мира, природных явлениях, появлении человека и культуры как таковой.
Фольклору отводилась роль идеологии и философии, определяющему жизненные каноны и моральные устои. Развитие же эпоса характерно для тех африканских народов, которые вплотную подошли к созданию государства. Топи в пойме реки Конго не способствовали этому, ибо творилось такое, что «звери в лесах не знали куда бежать».
Не секрет, что сказки дядюшки Римуса, записанные Дж. Харрисом, о Братце Кролике и о том, как он перехитрил Братца Лиса и т.п. – не что иное, как увезенные в Америку неграми-рабами воспоминания о своей родине.
Архаические сказки сродни фривольным текстам, начинающимся ни с чего и ни чем обрывающимся – то есть – что вижу, о том пою. Навязчив этиологический конец в сказках о животных. Но и это понятно: «Там, где кончается мудрость человека, начинается мудрость животного».
Говорят не только живые животные, но и мертвые. Когда зависть, злость и подлость одолела, «тогда убитый слон вдруг спросил» <Сказка народности бакуба «Беличья поляна»>.
О чем спросил «убитый слон»? О том же, что и Б.Пастернак Вождя народов в знаменитом телефонном разговоре – «о жизни и смерти». Но Сталин повесил трубку.
Вот и в Африке жизнь человеческая ничего не стоит. Смерть обыденна, как самая банальная естественная потребность… ну, скажем, почесать затылок. Я видел в Африке развеселые погребения и бесслезных матерей, оставшихся без детей, и не очень-то опечаленных. «Бог дал – Бог взял». Об этом и в сказках: «Не люблю я этого мальчика, и нечего ему жить» <Сказка народности баньянга «Человек с двумя женами»>.
Как и в Африке, у нас, особенно у политбомонда, стали популярными, сказки-дилеммы, когда слушающие разбиваются на два лагеря и спорят до хрипоты. Кто прав, а кто виноват.
Народы, населяющие обширные земли в бассейне реки Конго, говорят на языках и наречиях языковой группы банту. Говорить то говорят, понимают друг друга едва ли.
В жизни, как в сказке. Работающий подъемный кран парализует жизнь целого квартала. Сыплются советы оглохшему крановщику. В толпе, высыпавшей на проезжую часть, возникают стихийные то ли танцы, то ли потасовки.
На улицах стоит постоянный ор, у людского потока повышенный градус кипения. Жестикуляции толпы могут позавидовать самые маститые звезды художественной гимнастики. Препирательства и уличное паясничанье стихает только с наступлением темноты. Тоскливы из подворотни снега белого белей бельма тридцатилетней старухи, ставшей худой и сухой, как шкурка высохшего банана.
Участники конференции ООН в южноафриканском Дурбане по борьбе с голодом в Африке безуспешно борются со сном. Американский президент призывает Европу развивать биотехнологии в сельском хозяйстве, чтобы теперь уже на «черном континенте» помочь установлению демократии. А тем временем сказка трансформируется в быль.
Вылизанный бельгийскими колонизаторами дендрарий в экваториальной Мбандаке под влажными коровьими взглядами местных созерцателей и немилосердным солнцем возвращается в природу. Вымощенные кирпичом дорожки теряются в бамбуковых валежниках, оголодавший крокодил грызет щебенку в цементном вольере, и девственно цветут самовольно переселившиеся с клумбы в сень баобаба мраморные розы.
Тропические ливни смыли мост по дороге в Нганда Йяла, и теперь через эту безымянную речку, истончившуюся в засуху до невинного ручья, переходят как встарь, по валким облезлым бревнам эвкалипта.
Там, где было шоссе – теперь овраг. По многослойной подушке из асфальта, щебня, песка и снова щебня можно уже сейчас изучать бесславное прошлое исчезнувшей цивилизации.
Цепи нуворишей еще толще, пугливые мерседесы в бездорожных закоулках круче и прохладнее. В газетах мелькнула засиженная мухами голова наконец-то отловленного и убиенного лидера ангольских повстанцев Жонаса Савимби, почти сорок лет разорявшего свою родину гражданской войной. После ливня мироточат пальмы. Бесхозные козы остервенело поедают полиэтиленовые пакеты в подворотнях. И только великая река Конго неутомимо несет к океану клубящуюся ржавую муть с островами травы.
29 июня 2003, Винница
Потом вдруг замечаешь, что негры, или как теперь принято говорить по соображениям политкорректности, - африканцы совсем другого замеса люди.
Над распухшими от людей городами, куда эти несчастные устремились прочь от войны, голода, бедности, висит пелена озлобленности, лени, безнадёги.
О чужеродности звезд на чужбине говорил еще Владимир Набоков, к слову в Африке не бывавший, но ведший своих героев в поисках экзотических бабочек перевалом Кампулунго и тропами Уганды. «Ах, снова умирать в жарком мареве того горячего дымящегося болота, среди змей и орхидей, и чтобы те милые мухи вились вокруг…» < В.В.Набоков «Отцовские бабочки». Второе добавление к «Дару»>.
Все так. Буйная африканская природа, перерастающая любые цветочные горшки и бьющая по глазам ядовитой зеленью, очень скоро перестает удивлять и умилять, все больше раздражая, дразня, изводя. Наши рациональные по изобразительным средствам ландшафты Черноземья ли, Нечерноземья, сутулая березка на продуваемом ветрами поле милее и краше всех изысков африканских топей.
Вне всяких сомнений именно Ее Величество Природа дала тамошним людям не только маис и маниоку, но и фольклор. Теперь уже не подлежит никакому сомнению, что «когда Моело поссорился с мудрым Вото и тот покинул деревню, солнце еще не существовало». <Из сказки народности бангонго «Как появился свет»>.
Сказки, мифы и легенды народов Африки, в общем-то, не знавших письменности, имели представление о сотворении мира, природных явлениях, появлении человека и культуры как таковой.
Фольклору отводилась роль идеологии и философии, определяющему жизненные каноны и моральные устои. Развитие же эпоса характерно для тех африканских народов, которые вплотную подошли к созданию государства. Топи в пойме реки Конго не способствовали этому, ибо творилось такое, что «звери в лесах не знали куда бежать».
Не секрет, что сказки дядюшки Римуса, записанные Дж. Харрисом, о Братце Кролике и о том, как он перехитрил Братца Лиса и т.п. – не что иное, как увезенные в Америку неграми-рабами воспоминания о своей родине.
Архаические сказки сродни фривольным текстам, начинающимся ни с чего и ни чем обрывающимся – то есть – что вижу, о том пою. Навязчив этиологический конец в сказках о животных. Но и это понятно: «Там, где кончается мудрость человека, начинается мудрость животного».
Говорят не только живые животные, но и мертвые. Когда зависть, злость и подлость одолела, «тогда убитый слон вдруг спросил» <Сказка народности бакуба «Беличья поляна»>.
О чем спросил «убитый слон»? О том же, что и Б.Пастернак Вождя народов в знаменитом телефонном разговоре – «о жизни и смерти». Но Сталин повесил трубку.
Вот и в Африке жизнь человеческая ничего не стоит. Смерть обыденна, как самая банальная естественная потребность… ну, скажем, почесать затылок. Я видел в Африке развеселые погребения и бесслезных матерей, оставшихся без детей, и не очень-то опечаленных. «Бог дал – Бог взял». Об этом и в сказках: «Не люблю я этого мальчика, и нечего ему жить» <Сказка народности баньянга «Человек с двумя женами»>.
Как и в Африке, у нас, особенно у политбомонда, стали популярными, сказки-дилеммы, когда слушающие разбиваются на два лагеря и спорят до хрипоты. Кто прав, а кто виноват.
Народы, населяющие обширные земли в бассейне реки Конго, говорят на языках и наречиях языковой группы банту. Говорить то говорят, понимают друг друга едва ли.
В жизни, как в сказке. Работающий подъемный кран парализует жизнь целого квартала. Сыплются советы оглохшему крановщику. В толпе, высыпавшей на проезжую часть, возникают стихийные то ли танцы, то ли потасовки.
На улицах стоит постоянный ор, у людского потока повышенный градус кипения. Жестикуляции толпы могут позавидовать самые маститые звезды художественной гимнастики. Препирательства и уличное паясничанье стихает только с наступлением темноты. Тоскливы из подворотни снега белого белей бельма тридцатилетней старухи, ставшей худой и сухой, как шкурка высохшего банана.
Участники конференции ООН в южноафриканском Дурбане по борьбе с голодом в Африке безуспешно борются со сном. Американский президент призывает Европу развивать биотехнологии в сельском хозяйстве, чтобы теперь уже на «черном континенте» помочь установлению демократии. А тем временем сказка трансформируется в быль.
Вылизанный бельгийскими колонизаторами дендрарий в экваториальной Мбандаке под влажными коровьими взглядами местных созерцателей и немилосердным солнцем возвращается в природу. Вымощенные кирпичом дорожки теряются в бамбуковых валежниках, оголодавший крокодил грызет щебенку в цементном вольере, и девственно цветут самовольно переселившиеся с клумбы в сень баобаба мраморные розы.
Тропические ливни смыли мост по дороге в Нганда Йяла, и теперь через эту безымянную речку, истончившуюся в засуху до невинного ручья, переходят как встарь, по валким облезлым бревнам эвкалипта.
Там, где было шоссе – теперь овраг. По многослойной подушке из асфальта, щебня, песка и снова щебня можно уже сейчас изучать бесславное прошлое исчезнувшей цивилизации.
Цепи нуворишей еще толще, пугливые мерседесы в бездорожных закоулках круче и прохладнее. В газетах мелькнула засиженная мухами голова наконец-то отловленного и убиенного лидера ангольских повстанцев Жонаса Савимби, почти сорок лет разорявшего свою родину гражданской войной. После ливня мироточат пальмы. Бесхозные козы остервенело поедают полиэтиленовые пакеты в подворотнях. И только великая река Конго неутомимо несет к океану клубящуюся ржавую муть с островами травы.
29 июня 2003, Винница
0
