Распрощавшись, поспешно звоню Леське и голосом тяжелораненого Пьеро сообщаю о внезапной кончине любимой бабушки.. Охи-ахи, соболезнование и полное надежды "конечно, в другой раз, милый". Вопшем, иди, голубь, поплачь над бабуФФкой, гг. Вечер того же дня. Небольшая заминка в дороге. Спешу. Времени - впритык. - - - Без трех - семь, набираю мобильный Таис: "подойди с билетом ко входу, солнышко". Солнышко подходит, нарядное, сияющее, аппетитное до умопомрачения.. и чета.. с ДВУМЯ сумочками в руках. - ??? - спрашиваю я. - С нами будет Олеся Константиновна, - мягко улыбается Таис, - она отложила встречу с заказчиком ради Еййо Величества Музыки. Сейчас подойдет..
Так я и поступил. И узнал, что некто звиОзд больших и малых академических.. Алехандро Сметаниди презентовал Таис за рекламный промоушн билетами на сегодняшний вечер в Филармонь. И Знаменательное Музызальное Событие зовецца "Неоконченая симфония". Тая попредлагала билеты на работе и подругам, но тщетно - у всех вечер уже расписан. Придеццо итти одной. Вот и явилась к еще закрытой кассе сдать лишняк: - Люди ОБЯЗАНЫ это услышать, ты же понимаешь?!.. Я понимал, о, да! Болтая о том, о сем, зашли в бистро, выпили по кофеюшке с эклерами, тут же, на месте, и обнаружив мой недюжинный интерес к современной классике. Решено - фбесчетверти семь вечера, у входа в Храм Музыки! А после мероприятия зайдем во "Фламенко" поделицца впечатлениями, да-даа.. Всем - пора. Ля-ля, фа-фа, до вечера, Тая!..
Приметно тяготящаяся незамужеством молодая боярыня Олеся Константиновна, явно не на шутку воспылала еще вчера такой милой мне идеей своего вероятного совращения мной. В минуты, свободные от персонала, она неизменно вскакивала, неудобно обходила шесть рабочих мест до моего медвежьего угла новичка, чтобы лечь весомыми персями мне на плечи и, с придыханием и горячей волной слащавого парфума, "помогать мне вникать в работу". Исчиво я сделал закономерное заключение, что бывать в Лесе теперь просто-таки ПРИДЕЦЦА, причем, часто и основательно. Мдяаа.. И вот она - суббота! Погожее утро. Штоп добрацца от метро до "Flаmеnkо-bаr" и взять флаера, нуна пересечь широкую площадь, пройти вдоль Филармонии и свернуть за угол. Там недалеко уж. И вот, у входа в Филармонию я неожиданно налетаю на медленно дрейфующую и чем-то озабоченную Таис. Думаю, всем известно, что умение искренне проникнуцца заботой ближнего - прямой путь к его расположению, в обход бастионов, брони и ловушек его маннергеймовских линий обороны.
Самый правдоподобный непринужденный вид - ни что иное, как дитя многоопытности. Посредством его, а также, благодаря абсолютному непротивлению второй стороны, все в тот же четверг, мной была достигнута предварительная договоренность о дружеском субботнем тет-а-тетике с Лесей в симпатичном кабачке с картой вин и живым музоном. Ну, а как ляжет карта по тому - дело известное: валет ляжет на даму, или наоборот. Договорились созвоницца в обед по поводу времени, на которое я закажу столик. Меж тем, наступает пятница-развратница, и на работу в отдел выходит оцсуцтвовавшая намедни Тая (или Таис, как я мысленно окрестил ее с первого взгляда). И это была явно одна из сияющих вершин архитектуры в феминостроении. Я чуть не поперхнулся слюной - вот, с кем настоятельно необходимо было обменяцца токами! Но.. каговорицца, ставки сделаны, господа! И я лишь пококетничал с ней и поулыбался прозапас в моменты отлучек начальственной Леськи (штоп ее!). Имела место и характерная деталь, вызывавшая уже слегка смешаные чувства.
В один из тридцать первых декабрей, работа завершилась в обед лёгким вспрыском (конкретные бордельеро шеф не привечал). Все разошлись по домам, а одиночка Шкляка забрёл полирнуться в открывшуюся на днях поблизости наливайку. Там к этому времени завершала смену официантка Артемон. Подошла к столику. Узнались. Сказать, что похорошела, было бы смертным грехом против истины. Отнюдь. Характерная для подростковых переломов горбинка на носу непредвзятому зрителю казалась в ней самым невинным изъяном. Но сентиментальному, вследствии подогретости, Костику это было до лампы - в кои-то веки столетневидемшись.. Присела. Слегка поучаствовала в накате. Растрепала, что одинока. Была замужем за младшим научным ничтожеством, которое, улучив момент, выехало на доучёбу по обмену в туманный Альбион, да там за каким-то хуем и осталось. Артемоша зла не помнила и отличилась крайним дружелюбием по отношению к однокашнику.
Поступив в инъяз и с месяц отучившись, Костя в один день лишился родителей. Погибли они, не мучаясь. В автомобильной аварии. Это была судьба. Сложно, нескоро оправившись, парень встретил и полюбил девушку. Ранняя, непрошеная самостоятельность болезненно стучала по шклякиным мозгам. Пил. Обижал любимую. Потерял. И это была дурость. С третьего курса ушёл слесарничать. Заматерел. Ходил частонебритым, нарочито неопрятным и угрюмым. Это было отчаяние. Прежние друзья отвалились сами собой, сразу за тем, как райкомовский детёныш перестал быть райкомовским. Зато, на работе нехватки в собутыльниках не ощущалось. Вскоре кончился Союз. Завод умер. В отдельном цеху сколотил авторемонтную мастерскую трудолюбивый и ушлый грузин Ризо. Платил на редкость скупо, держал в черном теле, но Шкляка и пара старых бойцов остались.
Долго-дооолго, секунды, можт, с четыре ей это удавалось. Но последняя ступенька покорена не была. Тело рухнуло на лестничную площадку. И в этот-таки момент из ближайших коридорных дверей начала материализовываться кеглеобразная завучка Берца (Берцер Инна Юрьевна).. Артемон отделалась разбитым носом и губой, что можно считать крайним везением. Шкляка и вовсе избежал заслуженого. Сперва, конечно, у него бурно изъяли свеженький, еще не засраный по карманам комсомольский билет и заперли в учительской. Но отец, мелкопартийный лизоблюд, по звонку в райком, примчал на черной служебной волжане, и за пару дней всё как-то утряслось. Нерадивого сынулю даж оставили в школе. Перевели ток в параллельный. До самого окончания учебы, Артемон и Шкляка таскали в себе сложные наборы чувств в отношении друг друга, но соблюдали при этом образцовый нейтралитет. Даж не здоровались, кажется, до десятого.
Нагнала она его у самой лестницы с этажа, и, думая ли вообще о чем-то, воображая ли себя героиней какойнить простенькой совковой мелодрамы, обняла на ходу за талию, прижавшись, как умела, к плечу подростка. Шкляка дернулся. Отпрянул. Кроффь возмущения прилила к его щекам.. Парень толкнул девушку с лестницы. Как по мне, это пиздец! Нуу.. фсмысле недопустимости такого, как такового. А Косте Шкляке в одно бесконечное мгновение открылись иные сверкающие грани сего ёмкого понятия. Время как-то замедлилось. Звук пропал. Перед глазами начал всплывать полупрозрачный красный плакат с характерными для эпохи плакатизма белыми МЕГАбуквами. Только написана там была не привычная "СЛАВА ТРУДУ!". Белелось краткое и жёсткое слово "ТЮРЬМА". А сквозь это полотнище просматривалась нескладная Алёнкина тушка, пытавшаяся, перебирая лапками ступени, обогнать ускорение, приданое ее плечу.
Рыжие солнечные лучи вплелись в и без того соломенные завитки школяра, поджигая каждый волосок по-отдельности, отчего эта огненная опушка черепушки казалась самостоятельным изумительным свечением. Артемон так и не сподобилась на пару слов по теме, неестесственно глупо (даже, как для нее) вперившись в обладателя солнечной короны, и под хИхи и хАхи окружающих была посажена на место физичкой - сухопарой канячькой Кривусей (Кривоус Татьяной Дмитриевной). Много поздней, один укуренный типавуду_дредоносец с универа рассказывал, что зомби достаточно показать фото жертвы или дать понюхать старую футболку, и урода уже ничем не остановить. Так (или примерно так) шла Артемон ближайшей переменкой по следу длинноногого Шкляки. И расстояние между ними неумолимо сокращалось (нуа какой же, нах, Титаник без Айсберга?!).
И славно, в общем-то, что в военное время такое кощунство приравнивается к саботажу и ликвидируецца немедленным казнением на месте. То есть, называя вещи своими именами, Шкляка Артемона недолюбливал. Артемон же относилась к Шкляке с наивной беспечностью и незаслуженой симпатией, вовсе не подозревая о магнитных бурях артемононетерпимости, проносившихся в его вихрастой башке. И даже (как она смела!) строила ему эти свои коровячие маслянистые глазки. Но он до поры держалсо молодцом, и даже не сплевывал на школьный паркет. (Глотал.) Как-то, в разгар ослепительного и ароматного апреля, когда сливы, в очередной раз возмечтав о замужестве, прибарахлились бело-розовым шмотом, девочка, вероятно, несколько резковато поднялась отвечать на физике. Какая-то из ее недоразвитых желез вн. секреции пальнула в кровоток первой, охуительно-пъянящей порцией гормональной шрапнели. Уже открыв рот для традиционного "таксебе"_ответа, она привычно скосила буркала в сторону Шкляки, сидевшего в ряду левей, у окна.
Но слатких нимфеток всегда крайне мало. Большинство шыште_классниц относяцца к категории "так себе". С ними можно слихка дружить, до первой ихней подлянки (они же не могут сдерживаться вечно!), обмениваться домашками, и глядеть на них, мимо них и сквозь них, не испытывая ни трепета вожделения, ни дрожи омерзения. В сути своей, они - заготовки, не обстреляные еще радиоактивными пучками гормонов, вызывающими мутации в сторону повышения сексапильности объекта воздействия. А туповатодобродушная, антиграциозная Аленушка в приведенную иерархию даже близко не вписывалась, довольствуясь нисшей ступенью кармического развития. Под антиграциозностью Костиком определенно понимались сюрреальные попытки субъекта начальной военной подготовки Артемовой выполнять на соответствующих занятиях движения строевым шагом, единовременно поднимая одноименные руку и ногу. Думаю, все когданить с отвращением наблюдали вышеописанные действия подобных экземпляров.
О, не сотвори токмо из грамматики себе кумира! Надграмматические эксперименты бывают вполне занятны, и тем оправданы. Аваще над песадь таг, ках хочецо.
Если сделать обрезание первому катрену, он ритмически порушит плавность речитатива. Куцевание же всего, на мой взгляд, ничем не оправдано.