И вот,в час ночи к нему заходит один прапорщик с докладом,что В. благополучно у. Впервые Феликс плакал. Весь смысл его жизни - ЛЕНИН,созданый им из заурядного симбирского тунеядца - больше не жил,а двойника, обнаруженого в Туве, уничтожили эсеры. Феликс рывком поднялся,вошел в камеру Каплан и приказал прапорщику: "поднимите мне веки!" Несколько минут вглядывался в доброе,открытое лицо Фаины Ефимовны,в избороздившие его глубокие морщины,сквозь которые проглядывал серый запылившийся череп. - Теперь я могу тебя убить, - чеканя каждое слово,молвил Дзержинский и достал маузеры. Фаина Ефимовна повернулась на голос и выронила вязальные спицы. Она почти не кричала. Отключилась на четвертый или пятый удар рукоятками маузера - силы в сухопаром Феликсе еще хватало,а ненависть удваивала ее. Хоронили Каплан всей Москвой. Каждому хотелось взглянуть на тщедушную женщину с детскими запястьями,в чьей власти оказалось свалить Голиафа ХХ века. Случилось это восьмого марта,и с тех пор ...
Это оказались последние слова Ильича. Он было попытался захватить непослушными, немеющими пальчиками монпансье,но это отчаяное движение отняло у него остаток сил. Последующие три года он молча вынашивал планы мщения,писал труды и воспоминания о себе. Но ток крови все глубже заталкивал пулю в мозг. И под конец,Ленин только и мог,что безосстановочно рисовать в тетради профили пуль,убивших его. Все поминутно докладывалось Феликсу,и тот скрипел зубами,до боли в чахоточных бледных фалангах сжимая рукояти обоих маузеров - трофейного и наградного. В свои тридцать семь, это уже был глубокий старик с трясущейся реденькой бороденкой и отяжелевшими от бессонных ночей в пытошных веками. Жуткие шрамы покрывали его плечи и щиколотки,а вдоль и поперек груди синели надписи "Оренбург-14" и "учиться у В." Но силой духа этот полуодетый большевик превосходил любого современника.
Смеркалось. Двое красноармейцев, охранявшие у Мавзолея, расслабились и закурили,вполголоса поругивая "Вестник революции", обещавший спад жары на вечер. Наконец,завывая сиренами,примчались карета скорой помощи и катафалк. Профессор Склифосовский вышел из машины,утирая бородой потную лысину. Тело Ленина нашел быстро: кто-то из дворников заботливо прислонил к нему знак "дорожные работы". Как человек,близкий к кругам,готовимшим покушение, Склифосовский был уверен,что все кончено,и оттого не спешил. В нагрудном кармане его халата еще лежала схема уязвимых точек на теле Ленина. Однако,протокол требовал похлопать покойника по щекам,что профессор не без удовольствия и проделал. К его удивлению, "покойник" открыл глаза и прошептал, сильно картавя: "скажите Феликсу, что Фанни моя. Пусть ни один волос не упадет с ее плеч, пока я не излечусь. Инессе отдайте пенсне,зажигалку и салатницу".
Когда подъехали первые милицейские уазики,площадь была абсолютно пуста,за исключением слепой старухи,нелепо прижимавшей к впалой груди шляпную коробку. Мальчик-поводырь сбежал,перегрызя под шумок ремешок. С одной стороны от женщины лежал еще дымящийся браунинг, с другой - еще дымящийся Ленин. - Ловите же ее, даа?! - спустя минут двадцать медленно,с сильным эстонским акцентом закричал чекист Киннггиссепп. Омоновцы опасливо окружили Фаину Ефимовну и повалили на земь,заламывая руки и нанося четкие профилактические удары. Коробка с пирожными покатилась,далеко разбрасывая содержимое. Одна монпансьешка докатилась до ленинской ладони,и теперь стало похоже,что человек упал,отведав отравленое пироженое. Фаину Ефимовну тем временем увели для дачи ложных показаний. Монпансье собрали для беременной жены товарища Петерса.
Это был броневик. На броневике стоял жуликоватого вида писклявый мужчина и пел "Интернационал". Ленин,- подумала старуха,- теперь уж нескоро разойдутся. И просчиталась второй раз: тут же над ухом послышалось зычное "с-суука!" и раздался выстрел. Ленин стал заваливаться на бок,и голос его заметно ослабел. "Сука,сука,сука!!!" - раздалось над ухом,и прогремело еще два выстрела. Затем,контрольный в голову. Ленин упал окончательно и уже не пел,а беззвучно шевелил губами и некрасиво дергался. Броневик поехал на дозаправку,а из новообразовавшихся в Ленине отверстий, пульсируя, вырывались струйки крови. Старые большевики брезгливо расступились. Услужливый Калинин раздал влажные салфетки,пахнувшие Парижем и салоном мадам Рено. Кто-то из сормовских рабочих крикнул: "Ленина убили!" "Убили, убили ..." - глухо понеслось по рядам,и народец, позевывая, начал расходиться.
Над вихрастыми головками чумазых наследников Ильича, причудливо извиваясь и посвёркивая от солнца, плывут паутинки. Ударница общепита Настасья Шпагина уронила обширный зад на пристенок, поцтавиф необъятные щеки ласковым лучам. И, о чудо, лучей хватает щекам и даже непомерным полушариям груди, всплывающим буями из старого и засраного, местами прохудившегося сарафана, верно, сослужившего бы палаткой паре бойцов в военное время. Но.. никакого военного времени! Затишье. Суббота. Бабье лето. Ляпотаааа..