Голубоглазая, с большим дружелюбным лицом, старушка Анисимова грузно уронила себя на жестковатый расшатаный стул при учительском рабочем месте, любезно предложенном ей поджарой Мариванной, пересевшей на первую парту к белобрысой конопушке, отличнице и выскочке Анечке Глущак. В почти неестественной тишине тридцать одна пара глаз неотрывно и выжидающе уставились на гостью класса, некогда видевшую самого Его. Окаменели даже отъявленные малолетние шкодники и долбоёбы с задних парт. Пожилая женщина собиралась с мыслями не торопясь. Тепло и загадочно улыбалась им, своим мыслям, прищуривала глаза, отчего казалось, что на полированую поверхность стола просыпаются озорные синие искорки. Сейчас.. сейчас она расскажет им.. им всем..
Но мещанка Анисимова, будучи далека от политики и последних событий, истолковала это по-своему. - Ты устал, малыш, - вскричала она, - иди же, иди же ближе, о, как ты устал! - и вместо того, сама подбежала к Лысому, обхватив пухлыми пальчиками его блестящую испуганую головку. В этот момент ей казалось, что держит она в трепетных ладонях глобус мира, мельком виденный ею некогда в тесной и мало приспособленной для занятий подсобке учителя географии Филиппова с его вечно потными неугомонными рученками. Нет, о, нет же! - весь земной шар нежно обнимала теперь юная особа, и судьбы мира, казалось бы клокотали в этом непомерном вместилище Разума и Справедливости.
- Я.. я не больна, - оправившись от смущения ответствовала девица. - Это архиважно, - подбодрил Лысый и прищурился сильней. Теперь в зауженых щелочках глаз отражались только мёд, волнующийся бюст разрумянившейся мещанки и то.. неизъяснимое и тёплое. Анисимова прищурилась в ответ и большие глаза ее цвета морской волны на рассвете тихого ясного дня сделались как-то по-детски игривы, рассыпая по уголкам синие задорные искорки. - Поосторожнее с искрами, - заметно более мягким голосом попросил Лысый, - у меня тут бумаги.. тезисы, знаете ли, - после чего задышал глубже и зажмурил глаза особенно сильно. - Но я так ничего не вижу, - тут же испуганно взвизгнул Лысый и рывком распахнул веки на полную. Он лгал. Он несомненно лгал. Последние сутки, стоило ему только зажмуриться, и пред внутренним взором вставал мятежный Кронштадт с его кровавыми мальчиками, невинными мальчиками, отрешенно, беспомощно сыпавшимися в студеные воды залива.
Лысый вздрогнул, порывисто вскочил, подбежал к окну и пошутил в него: - Угорел, печник? - Есть маненько, Вовец, - отвечал тот, поглаживая окладистую рыжую бороду. А помнишь, как в предбанничке.. - Помню! - парировал Лысый и вернулся к столу. Но не сел сразу, а выполнил ряд упражнений айкидо для всего тела, затем отдельно для шеи, затем для пальцев, приговаривая: - Наши пальчики устали.. Покончив с этим и по-мушиному потерев в довершение лапками, знаменитый человек занял прежнее место за столом красного дерева с золоченым вензелем дома романовых и внимательней поглядел на юную благоухающую визитершу с волнующейся грудью. - На что жалуетесь? - быстро спросил Лысый, слегка прищурившись добрыми усталыми глазами, в которых отражались стол, паркет, два бочонка меда в углу, Анисимова на диване и еще что-то такое неизъяснимо-теплое, от чего сердце Анисимовой сладко защемило и резко ёкнуло.
0