LITCENTR

Поэт и прозаик Глеб Шульпяков о провинциальных подвижниках, "Музее имени Данте" и золоте под ногам.

Глеб Юрьевич Шульпяков (р. 1971) – поэт, прозаик, драматург, переводчик. Родился и живет в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ. Главный редактор журнала "Новая Юность". Автор книг стихотворений "Щелчок", "Желудь", романов "Книга Синана", "Цунами", "Фес", сборников путевых очерков "Персона Grappa", "Дядюшкин сон", пьес "Пушкин в Америке", "Карлик" и др. Лауреат поощрительной премии "Триумф" в области поэзии.

Недавно у него вышла третья поэтическая книга «Письма Якубу» (М.: Время), в которую вошли стихотворения последних лет. Она и стала поводом для беседы Глеба ШУЛЬПЯКОВА с Еленой ГЕШЕЛИНОЙ о поэзии и прозе, разрыве между столицей и провинцией, молодом поколении и многом другом.

– Глеб, существует ли принцип, по которому вы собирали книгу стихотворений? Как это вообще происходит?

– Со стихами, как правило, все происходит непредсказуемо. Еще летом я и не подозревал, что у меня готова книга. Не было стихотворения, которое замкнуло бы остальные. Стало такой точкой опоры. А когда это стихотворение написалось, все остальные сами собой выстроились. Я имею в виду «Письма Якубу».

– Но ведь внешне «Письма Якубу» – это проза?

– Да, я и писал «Письма» как некое размышление о том, что мне пришло в голову весной в Каппадокии. А потом вчитался и понял – это поэзия, которая просто притворилась прозой. Вообще эта книга, как я теперь понимаю, есть такая попытка проверить, как далеко на территорию прозы может заходить поэзия.

– И как?

– Да почти безгранично. Поэзия – это ведь не столько форма, сколько принцип, по которому ты смотришь на мир. И та свобода, которую ты через этот принцип обретаешь пусть на секунду. А этот принцип может проявлять себя в разных формах.

– Как сейчас складываются ваши отношения с прозой? В 2010-м вышел «Фес», а дальше что?

– За ближайший год я хочу закончить роман «Музей имени Данте». Первая часть написалась быстро, хотя сам роман тоже не планировался. Просто в одном провинциальном городке мне попался интересный документальный материал. Ну а дальше все само завертелось. Так я попал в романную кабалу еще на несколько лет. Но эта кабала веселая, потому что роман хорошо пишется. Пока, во всяком случае. Это не «Фес», который был для меня довольно мучительным. К тому же замысел нового романа в процессе меняется. Оказывается, это будет роман о поэтах.

– Я правильно поняла, что действие происходит в русской провинции? Откуда такой интерес?

– Да, в нынешней провинции плюс поэтическая Москва 1990-х и дневник безвестного поэта из Ленинграда 1930-х. Провинция возникла благодаря программе «Достояние республики», которую я вел на телеканале «Культура». Два года на съемках от Белого моря до Черного. Что считаю невероятным подарком судьбы, кстати. Там было довольно много историй – записному беллетристу хватило бы на полку романов. Но дело не в романах, а в том, что история страны в провинции виднее. Не упакована. И ты учишься видеть подлинные мотивы. Вот железнодорожная ветка, тут метался царский поезд в ночь на 1 марта 1917 года. Я был в том месте, где стрелка. Перевести эту стрелку, то есть устроить катастрофу поезда, должны были конкретные люди – есть имена, фамилии. Вот телеграммы, которые они слали друг другу. И ты чувствуешь, что в реальности стояло за событиями. То паническое желание разделить ответственность за страшное преступление. Вовлечь как можно больше людей, чтобы нельзя было найти виновных. Или – вот село, где родился будущий Патриарх Никон. В Нижегородской. А вот село, где родился будущий протопоп Аввакум. Оказывается, они рядом. Всего 15 верст пешком, понимаете? Но ведь это важно. Это значит, что они были люди из одного теста, одной породы. Просто разница в возрасте, поколений. И тогда на всю историю их конфликта можно посмотреть под новым углом зрения. Ну и так далее. Некоторые из этих историй я использую как фон, на котором развивается история моего героя. Но если история его любви выдуманная, то городки вполне узнаваемы – Северодвинск, Онега, Бологое, Тамань, Боровичи, Кий-остров. Не знаю пока, в каком городе будет финал – где-то за Уралом, наверное. Знаю только, что в самом конце будет остров на Белом море.

– Вы говорите, что история страны в провинции виднее. Не кажется ли вам, что и русский характер сегодня проявляется отчетливее в таких вот маленьких городках?

– Да, причем как самое лучшее в нем, так и худшее. Как под увеличительным стеклом. С одной стороны, леность, косность, машинальность жизни, нежелание отвечать хоть за что-то самому – чудовищные. А с другой – нигде, кроме как в провинции, вы не найдете настоящих подвижников. Одержимых, готовых ради дела и идеи идти на жертвы. Такие люди сохранились, как ни странно.

– Но тем не менее люди уезжают в Москву. Стоит ли?

– Москва – идеальный город для того, чтобы узнать себя. Если человек готов рисковать – почему нет? Единственное, для чего Москва не пригодна, – для нормальной, повседневной жизни. Для того, чтобы растить детей. Но, не пожив в Москве, как об этом узнаешь? Так что добро пожаловать. А вернуться на белом коне вы всегда успеете.

– А вы в своих поездках ощутили этот чудовищный разрыв между Москвой и периферией? Ведь в провинции некоторые всерьез думают, что в Москве – одни богачи.

– Ну, я-то считаю, что лучшее, что есть в Москве, – это гастарбайтеры. Вот кто действительно работает на столицу. Но если серьезно, есть некий рубеж, за которым притяжение Москвы ослабевает. По эту сторону Урала – да, живут с оглядкой. Но в Сибири все резко меняется. По менталитету это другая страна со своей системой ценностей. Плюс там нет здешней депрессивности. Люди рожают, строят дома. Собираются жить, в общем. Тамошняя литература тоже своя. Наши литературные авторитеты им, например, безразличны. Часто они просто не знают об их существовании.

– Русская провинция как-то отразилась на путевых очерках, которые вы пишете?

– Да, вот сейчас в московском издательстве «НЛО» выходит книга таких эссе «Город Ё». Там немалая часть – наша территория. То есть рядом с Гималаями и Камбоджей, Ираном – Кузбасс, Тамань, Ульяновск. Плюс очерк о русской деревне – в том виде, в каком она вымирает в Тверской губернии. Я бы сказал, что в этой книге другой наконец сталкивается с нашим.

– А каковы ваши критерии писательской успешности? Премии, публикации, книги – имеет ли это значение?

– Все это и есть буквальный показатель успешности. Вопрос, показателем чего является успешность? На мой взгляд, она говорит только о том, что произошло некое совпадение с читательским ожиданием. То есть ты или идешь с читателем в ногу, или – лучше – немного отстаешь. Это читателю льстит, и читатель таких авторов любит. Хотя я-то считаю, что литература – это не узнавание, а познание. Расширение рамок. Одно дело – встретить в романе такого, как ты. Но по-настоящему интересен только другой. Вспомните роман Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» – стоило автору отступить от принципа узнавания, и роман совершенно по-другому зазвучал. Просто познание другого требует усилий, времени – а нынешний читатель к этому не очень готов. Ну, пока не готов. Но без этого нет и литературы.

– Вы входите в жюри национальной литературной премии «Большая книга». Раз уж мы заговорили о современных авторах – кого бы вы, например, отметили из финалистов последнего премиального сезона?

– Хорошая вещь - «Синяя кровь» Юрия Буйды, вот работа настоящего мастера. Еще роман Сергея Солоуха «Игра в ящик» – настоящий тур де форс. Вещь немного громоздкая, но убедительная. «Орлеан» Арабова меня поразил тем, как маниакально человек воспроизводит какую-то свою, одну и ту же глубинную схему. С другой стороны, Арабов же поэт, так что… Уникальная в своем роде вещь – это «Горизонтальное положение» Дмитрия Данилова. Хотя нет ничего более бессмысленного, чем подсматривать за чужой жизнью. Литература все-таки может и должна эту энтропию преодолевать.

– Что бы вы пожелали тем, кто только начинает путь в литературу?

– Любая талантливая рукопись найдет своего редактора в литературных журналах. Так что надо предлагать, не стесняться. Это техническая сторона дела. А с творческой точки зрения – не надо думать, что провинция неинтересна и скучна читателю. Наоборот, это Москва исчерпана и предсказуема. Здесь нет пространства, где возможны движения души. А там – да, еще есть. И даже состоявшиеся авторы прекрасно используют этот потенциал. Взять хотя бы поэтов, те же Олег Дозморов, Женя Абдуллаев, Алексей Дьячков – все они живут неблизко. При том, что это одни из лучших поэтов моего поколения. Или тот же Сергей Солоух, прекрасно выстраивающий свою литературную жизнь, из Кемерова. Или Владимир Токмаков из Барнаула. Да много.

– Про совсем молодых часто говорят, что они, выросшие в девяностые–нулевые, – это потерянное поколение, потому что не было единой, взрастившей их идеологии, общих ценностей. Каким вы видите ваши поколения в сравнении?

– У меня тоже не было общих ценностей. Все мои ценности – плод моих поисков, довольно хаотичных. Кстати, роман «Музей имени Данте» отчасти об этом. О поиске героями точки опоры. Правда, тогда, в конце 80-х, был открыт доступ к книгам и фильмам. Плюс я точно знал, что такое плохо, – я имею в виду идеологию совка. Но ценности приходилось выращивать. Проверять на себе. С нынешними молодыми ситуация, кажется, та же. Есть абсолютно враждебная идеология – потребление. Есть ее носители, политическая власть и подконтрольный ей рынок. Но есть и свободный доступ к первоисточникам. Я тут недавно искал фильм в дорогу – так вот, диск со всеми фильмами Пазолини стоит втрое дешевле бездарной комедии. То есть золото по-прежнему валяется под ногами. Бери, выстраивай свой мир. Философию этого мира. Это, конечно, усилие – преодолевать то, что навязывают. В этом смысле нам было легче, нам вообще ничего не навязывали – свобода, бери что можешь. А сейчас внешняя среда куда агрессивнее, а главное, гораздо лживее. Изощреннее во лжи. Так что нынешним молодым в каком-то смысле труднее. Но эта драма тоже может перерасти в экзистенциальную. А значит, быть материалом для литературы.

– Напоследок: как сохранить себя? Остаться невредимым, не поддаться давлению? Сейчас риск сломаться, кажется, возрос в сотни раз.

– Ну, по моему-то убеждению, ломается как раз тот, кому суждено. И наоборот. Так что тут все разумно. В остальном надо просто поменьше слушать то, что говорят вокруг. Что навязывают таблоиды. Помнить, что это нужно им, а не вам. Почаще прислушиваться к себе. Вообще бывать в полной тишине – подальше ото всех, от связи и Интернета. Внутренний голос сам подскажет, что делать, – как только затихнут внешние раздражители. Интуиции надо только дать возможность. Я не говорю об отшельничестве на острове в Белом море – эта роскошь для литературных персонажей. В нашем случае достаточно просто уехать на весь день – в лес, не знаю. Тогда все быстро встанет на свои места.

Елена Гешелина

Источник: Независимая Газета

• В Москве объявлен шорт-лист "Большой книги"
• 14 ноября – литературный вечер: Мария Галина и Аркадий Штыпель
• Татьяна Восковская: «Толстой, Чехов, Улицкая, Сорокин, Шишкин – это лишь часть русской литературы»
• Олег Зайончковский: Вечно неудовлетворенный кромсатель
• Автобиография без "я"