LITCENTR

Лауреатом Нобелевской премии по литературе за 2011 год стал шведский поэт Тумас Транстремер. Премия присуждена со следующей формулировкой: "благодаря его насыщенным прозрачным образам мы смогли увидеть реальность по-новому". Имя лауреата 6 октября в Стокгольме огласил секретарь Нобелевского комитета Петер Энглунд.

Последний раз премия была присуждена поэту в 1996 году: награду получила полька Вислава Шимборске.

Тумас Транстремер является крупнейшим шведским поэтом XX века, автором 12 сборников стихов и прозы. Его первый поэтический сборник "Семнадцать стихотворений" был опубликован в 1954 году. Талант Транстремера отмечен многими литературными премиями, в том числе премией Петрарки. Он также является профессиональным пианистом и музыковедом. В начале 1990-х поэт пережил инсульт, в результате чего у него отнялась правая часть тела. После этого Транстремер научился писать левой рукой.

Русские переводы Транстремера начали появляться в 1970-х годах.

Транстремера букмекеры называли одним из фаворитов Нобелевки-2011. Кроме того, высокие шансы на получение премии были у сирийского поэта Адониса и японского писателя Харуки Мураками.

Размер премии составляет 10 миллионов шведских крон (около 1,4 миллиона долларов). Официальная церемония награждения пройдет 10 декабря в Стокгольме.

В прошлом году Нобелевскую премию присудили перуанскому писателю Марио Варгасу Льосе. За год до этого лауреатом Нобелевки стала немецкая писательница Герта Мюллер.

Источник: Лента.ру

Сайт по теме: Нобелевский комитет

Несколько текстов автора.

Перевод: Илья Кутик.

ТУМАС ТРАНСТРЁМЕР

(1931– )

ГОГОЛЬ

Шуба холодная, негустая, как голодная волчья стая.

В лице – белизна. Листая

свои страницы, он слышит из чащ протяжный

вой ошибок, фантомный смешок потери.

И сердце лопается, как бумажный

обруч, когда в него прыгают эти звери.

Закат по стране продвигается, как лиса,

задевая хвостом траву и не бередя лица.

Небо гремит копытами, тень от брички

бросая на желтые окна (возьмем в кавычки)

имения моего отца.

СПб упирается в меридиан

(ты видел башню недоупавшую?) вымиранья,

и во льду кварталов последний из горожан

фланирует, как пиранья.

А он изнурен постом и стадным смехом. Но смех

расплылся над кромкой лесной. Трухлявы

столпы человечества. Как лоснится

Млечный Путь душ, как белый сверкает мех!

Так взойди в свою огненную колесницу

и вон из этой державы!

СОН БАЛАКИРЕВА

Черный рояль, глянцево-черный паук,

дрожит в паутине, сплетаемой тут же. Звук

в зал долетает из некой дали,

где камни не тяжелее росы. А в зале

Балакирев спит под музыку. И снится Милию

сон про царские дрожки. Миля за милею

по мостовой булыжной их тащат кони

в нечто черное, каркающее по-вороньи.

Он в них сидит и встречается взглядом

с собой же, бегущим с коляской рядом.

Он-то знает, что путь был долгим. Его часы

показывают годы, а не часы.

Там плуг лежал в поле, его разрыв,

и плуг был мертвою птицей. Там был залив

с кораблем, почти что затертым льдами,

темная палуба, люди толпятся там, и

дрожки буксуют, скользят ободья,

будто месят шелк, и корабль-то вроде

как военный. Написано: "Севастополь".

Он поднимается на борт. Навстречу матрос, как тополь:

"Гибели ты избежишь, если сможешь сыграть на этом", –

и показывает на инструмент, похожий по всем приметам

на трубу или фонограф, или же на запчасть

неизвестной машины. Есть, от чего запасть.

В столбняке от страха, он понимает: это

то, что ход обеспечивает у корвета.

Он оборачивается к матросу, который ближе

к нему, и умоляет того: "Смотри же,

перекрестись, как я, перекрестись, не стой!"

Матрос смотрит сквозь него, как слепой,

руки – раскинуты, голова – как спущенный шар.

Поза – прибитого к воздуху. Тут удар

барабана. Еще один. Аплодисменты! Сон

обрывается. Балакирев вознесен

тысячей крыльев, гремящих в набитом зале.

Он видит, как музыкант покидает рояль, и

врываются звуки с улицы, куда уже бросили дрожжи.

И дрожки во мраке тают секундой позже.

ВЕРМЕЕР

Крыши у мира нет. Есть – стена, сделай шаг –

и начинается шум, таверна

со смехом и руганью, бой часов и битье по зубам, свояк

с поехавшей крышей, пред коим дрожат безмерно.

Дикий взрыв и топот опоздавших спасателей. Корабли,

надутые ветром и важностью. Деньги, стремящиеся в основе

своей не к тем людям. Претензии, что легли

на претензии. Тюльпаны в поту от предчувствий соцветной крови.

С этого места, сквозь стену – прямехонько в мастерскую,

в мгновенье, живущее дальше само

собой. "Урок музыки" и (я рискую

ошибиться) "Женщина в голубом, читающая письмо" –

она на восьмом месяце, у нее два сердца, но вера

одна. Позади нее карта какой-то Terra

Incognita... Дыхание замирает... Неизвестная голубая

драпировка сливается с креслами. Золотые

гвозди врываются в комнату, застывая

в воздухе, как не забитые, а – влитые.

Уши заложены от глубины и высоты одновременно.

Это – давленье на стену с другой ее стороны.

Оно заставляет явленья парить. А стены

делают кисть устойчивей. Наличие же стены

рано иль поздно толкает на

прохождение сквозь... Это – нужно, хоть после – нужна аптека...

Мир – один, ну а стен... Стена

есть, по сути, часть человека,

ибо знает он или не знает, а это – ген

взрослых... Лишь для детей не существует стен.

Где кончаются стены, там

начинается небо. Как молитва стен пустоте.

И та

лицо обращает и шепчет нам:

"Я – открыта. Я – не пуста".

• Родимая сторонка
• Герта Мюллер: «Я пережила этот режим…»
• Пелевин претендует на Нобелевку
• Нобелевскую премию по литературе присудили китайскому писателю Мо Яню.
• Герта Мюллер: Писателя уличили в шпионаже за нобелевским лауреатом