LITCENTR

– Все персоналии, которые вы перечислили, – культовые писатели, обладающие мировой известностью, использовавшие в своих текстах элементы мистериальной традиции. Кто-то более скрытно, кто-то более открыто, в целом это зависит от времени написания текста. Так, после 1960-х мистериальная традиция уже не скрывала себя на Западе. Джойса и Фаулза роднит интерес к орденской практике, а Фаулза и Гессе – к теории архетипов К.-Г.Юнга – ученого, сочетавшего в себе веру и знание. Эко и Павич в каком-то смысле являются учениками Фаулза, так же как и современный украинский писатель Юрий Андрухович, творчеством которого я тоже занимаюсь. Они прошли к своему читателю через дверь, прорубленную Фаулзом. К примеру, одно из моих открытий заключается в том, что я сопоставляю 78 арканов Таро и 78 глав романа Фаулза «Маг», и оказывается, что многие события книги обусловлены этим соответствием, а ключевые герои проявляются в качестве персонажей этой колоды. Здесь есть и Дурак, и Маг, и Верховная Жрица, и Влюбленные, и Отшельник, и Луна, а значения карт Малых Арканов способны прояснить происходящие в романе события. Но у Фаулза соответствия глав романа символике карт Таро нигде не обозначены и сама колода никак не упомянута. Милорад Павич идет дальше. «Последняя любовь в Константинополе» – его текст, каждая глава которого открыто соотносится автором с одной из 24 карт Больших Арканов. Таким образом, тайное постепенно становится явным.

– А оккультизмом занимаетесь?

– Нет, я считаю, что ученый должен быть независимым в своих исследованиях и не вставать ни на одну из сторон. Кроме того, я исследую тексты, а не практики, то есть литературу, а не сам оккультизм.

– Насколько сильны гностические мотивы в современной русской литературе?

– Достаточно сильны, особенно в первом эшелоне. И Пелевин, и Сорокин, и даже Дмитрий Быков – писатели, отражающие гностическую устремленность русского народа, ведь крупные писатели всегда скорее зеркало, чем реторта. Впрочем, если взять крупнейшего русского поэта ХХ века – Марину Цветаеву, которая очень сильно повлияла и на Бродского, и на современную литературную молодежь, то она оказывается не только практикующим оккультистом и сочувствующей орденским практикам, но и автором гностического гимна. «Жив, а не умер/ Демон во мне!/ В теле как в трюме/ В себе как в тюрьме…» Это же очень точно переданное гностическое мироощущение. И многие русские поэты, в том числе и поэты русского рока, воспитаны на Цветаевой, впитали в себя оккультный ренессанс Серебряного века – и Владимира Соловьева с его гностической Софией, и Андрея Белого с его теософией, и Максимилиана Волошина с его гостеприимным крымским масонством.

– Считаете ли вы, что царство Демиурга должно быть разрушено? Или вы просто исследователь, для которого подобные цели – интеллектуальный курьез?

– Я скорее за то, чтобы были разрушены шоры в нашем сознании, стереотипы, мешающие воспринимать мир в его целостности. Гностическая же идея о злом и неразумном Демиурге, управляющем миром, помогает принимать реальность такой, какая она есть, не возмущаясь негативными сторонами человеческой жизни. Отчасти это похоже на дзен-буддийскую умиротворенность. К тому же все-таки не все представители мистериальной традиции гностики. Есть и вполне веселые гедонисты вакхического типа, типа украинского писателя-мистика Владимира Ешкилева. А что касается меня как исследователя, то я оказываюсь в ситуации писателя или поэта, которого наивный читатель отождествляет с его персонажем или с лирическим героем. Но, как известно, Владимиру Набокову нравились не школьницы, а студентки, а маркиз де Сад сидел в тюрьме, то есть был жертвой несовершенной пенитенциарной системы своего времени, а не садистом Синей Бородой. Все же существует разрыв между писателем и героем, между ученым и объектом его научного интереса. Вы же не станете обвинять уфологов или астрономов в том, что они сами являются инопланетянами и прилетели к нам с других планет? Так же и исследователь эзотерики обладает «презумпцией невиновности», хотя грешным делом и я сама иногда считаю Вадима Рабиновича настоящим алхимиком. (Смеется.)

– А русские рокеры тоже причисляются вами к мистериальной традиции?

– Да, несомненно. С одной стороны, русские рокеры принадлежат к гностической субкультуре, и я писала об этом еще шесть лет назад, что вызвало настоящую бурю на тогда еще живом форуме «Журнального зала» и в целом в Интернете. При этом мои оппоненты почему-то считали «гностицизм» страшным ругательством, хотя для меня это слово ценностно нейтрально. Русские рокеры в основном гностики и манихеи, и это исторический факт. Помните песни Виктора Цоя «Звезда по имени Солнце», «Война», в которых идет речь о вечной войне Земли и Неба? На мой взгляд, эти песни сделали бы честь любому манихею. С другой стороны, древние экстатические переживания и сейчас требуют выхода. Коллективное камлание, ритуальные пляски и распевы, мистические образы, исходящие от шамана, мага и гимнопевца, мы можем наблюдать на любом рок-концерте. Ведь потребность в магии не исчезла с утверждением христианства, человек как биологический вид меняется очень медленно, и в нас во всех есть элементы архаического, магического, довербального. Русские рокеры играют на этих струнах душ слушателей – точно так же, впрочем, как и джазмены или «альтисты даниловы». И это в целом похвально. В свое время прослушивание кассет группы «Зоопарк» дало мне для понимания духа гностицизма и особой важности гностической Софии не менее, чем чтение книги Е.В.Афонасина «Античный гностицизм…», поскольку Майк Науменко доносил до меня – скорее даже голосом, чем текстами, – живое переживание древнего гностического мифа.