LITCENTR

Игорь Олегович Сид (р. 1963, Крым) – поэт, эссеист, культуртрегер. Основатель Боспорского форума в Крыму и Крымского геопоэтического клуба в Москве, организатор первого российско-украинского фестиваля искусств "Южный акцент", первого этнореггифестиваля "Афро плюс", первого афро-украинского фестиваля "Ангола–Украина", первого фестиваля культурных проектов в Абхазии "Акуа-фест", международных конференций по геопоэтике и других пионерных арт-проектов. Составитель первой аудиоантологии русской поэзии "СПА" ("Современная поэзия от авторов").

Несмотря на «трикстерскую» концепцию Крымского клуба (уже своим названием пародирующего Римский клуб), многие проекты под этим лейблом задевают своей адекватностью и неожиданной актуальностью. С одним из самых успешных и изобретательных российских кураторов Игорем СИДОМ беседует Михаил БОЙКО.

– Игорь, как случилось, что в первом в мире научном сборнике по геопоэтике, вышедшем в Германии, в качестве первоисточника цитируются ваши работы 1990-х годов? Почему европейские гуманитарии обратились не к эссеистике Кеннета Уайта, придумавшего термин «геопоэтика» десятилетием раньше?

– Мне кажется, проблема в стилистике источника. Уайт – возвышенный, ветвисто мыслящий поэт, трудно «поверяется алгеброй». Ваш же покорный слуга – азартный игрок на границе сферы свободных искусств и научной сферы. В каковой сфере я, наследник естественно-научной династии, плавал как рыба в воде до середины 90-х: работал в тропических экспедициях, публиковал эссеистику в квазинаучном стиле... Ученым комфортнее было опираться на слегка пародийные, зато аргументированные и четко построенные определения, нежели на туманные, пронизанные тончайшими нюансами пассажи. Уайт внутренне отталкивался от мистического движения нью-эйдж и околодзенской идеологии битников, я же – скорее от футурологических трактатов Станислава Лема. Однако, если вчитаться в финал моего доклада на первой конференции по геопоэтике (1996 год), где обозначен «главный вопрос»: «является ли геопоэтика наукой или все-таки искусством, НУЖНА ЛИ ГЕОПОЭТИКА ВООБЩЕ и стоит ли свеч наша с вами интеллектуальная игра?» – цитировать меня, пожалуй, больше не понадобится... (Смеется.)

– Так все-таки, что такое геопоэтика?

– Предложу универсальное определение. Геопоэтика – это интеллектуальное (ментальное, художественное и пр.) освоение человеком географического пространства; совокупность форм и средств этого освоения. Обобщение необходимо, ибо вокруг геопоэтики затянулась конкурентная борьба. Поклонники Уайта упорно низводят это понятие к текстам о путешествиях, о географических пространствах, местах и ландшафтах, хотя термины «геопоэзия», «геоэссеистика», «травелог», «геософия» и т.п. были бы гораздо уместнее. Нельзя ведь не учитывать, что вторая морфема в слове - «поэтика» – это, собственно, совокупность художественных качеств или средств... Арсенал, но никак не сами произведения. Чтобы нейтрализовать споры, я давно снабжаю термин «геопоэтика» уточнениями: прикладная, практическая, «проективная». И с самого начала подчеркивал, что ключевым элементом в геопоэтике является не текст, но миф, территориальный миф. Мифогенез может подпитываться сочинением текстов от античных и средневековых первооткрывателей до Уайта и Вайля – либо реализацией арт- и литпроектов типа фестивалей и перформансов, как у нас.

Притом сколько бы мы ни противопоставляли традиционно геопоэтику геополитике, не удается расслоить их окончательно. Так, переписывание постсоветскими странами своих учебников истории, спорящих все непримиримее друг с другом, – несомненно, процесс во многом геопоэтический. Однако он решает и геополитические в конечном счете задачи... Все неоднозначно.

– В чем ключевая роль мифа?

– Я бы привлек здесь теорию Тоффлера о последовательных «волнах» мировой истории: аграрной, индустриальной, постиндустриальной. Первоначально главным ресурсом человечества была земля, в Новое время машинные средства производства, а после индустриализации, с конца прошлого века – информация. Очевидны тенденция к сокращению интервала между волнами и, главное, увеличение «абстрактности» ресурса, движение его от природных реалий внутрь сознания человека. Чтобы объяснить наблюдаемые нами феномены, я бы рискнул заявить о начале четвертой волны – условно назовем ее «мифологической». Истинность и точность информации оказываются все менее важны: на рынках выигрывает не тот производитель, что делает лучшие галстуки или гаджеты, а тот, который нанял более талантливых пиарщиков и рекламщиков. Востребован и покупается все больше не сам продукт, но его бренд – собственно говоря, миф о нем... Миф, легенда, бренд, имидж – вот главный ресурс сегодня. Можно сказать, что мы живем в эпоху «мифологической революции». Она же «революция брендов». Или просто тотальный «ребрендинг реальности». Джоан Роулинг, Спилберг или гиганты цеха PR – вот примеры нынешних мифотворцев, тех, кто наиболее успешен. Я не говорю уже о политтехнологах... Хвост научился махать собакой; любопытно, что будет дальше!..

– И в том числе растет роль мифа территориального?..

– Именно так. То, что раньше называлось genius loci, – сегодня почти осязаемая реальность, ресурс наподобие нефтяных месторождений... Простейший пример. Регион с богатой мифологией (исторически достоверной или целиком сочиненной – не столь важно) привлекает больше туристов, а значит, его жизнь становится более богатой и в буквальном смысле... Поэтому, делая новые фестивали и акции в новых местах так, чтобы они запомнились, стали почвой для будущих локальных мифов – мы как бы закачиваем в землю новую нефть, которой смогут пользоваться потомки. Как работают сегодняшние пользователи мифов (назовем их по аналогии «мифодобытчиками»)? Устраивается какой-нибудь Есенинский фестиваль – например, в Рязани, на родине поэта. Тут вам и просветительство, и PR-продвижение города в федеральном контексте, и развитие краеведения и – берите выше – местной гуманитарной науки. Но нельзя не учитывать, что процесс этот родствен добыче нефти. Ударными темпами из земли выкачивается метафизическая энергия. Энергия, некогда привнесенная туда мифотворчеством поэта... Чтобы мифологический ресурс сохранялся, точнее, возобновлялся, нужно привлекать в такие проекты цвет сегодняшней литературы и искусства, живых классиков. Новых мифотворцев. Но чаще упор делается на графоманов, а это все равно что сжигать нефть на месте вхолостую. И место постепенно пустеет и загрязняется, хотя бы в переносном смысле. Говоря птичьим языком эзотерики, у места будет дырявая аура, в перспективе – испорченная карма. Гений места может быть истощен, как скважина.

– В текстах последних лет вы говорите о необходимости «новой антропологии». В какой мере это метафора? Вы считаете обновление антропологии возможным сейчас, в XXI веке?

– Меня все больше удручает, насколько дремучим и темным оказывается этот XXI век, которого мы так ждали. Новый век более многомерен, и в этом его огромное, но, вероятно, единственное преимущество. Наука, и антропология в том числе, по-прежнему занимается частностями, боясь приподнять голову. Ибо объяснить, откуда приходит свет (белый или черный – это другой вопрос) различных духовных и мистических явлений, увидеть их природу через призму классической науки – видимо, нет никаких шансов. Необходима новая антропология – словами любимого писателя моей юности, «новые сведения о человеке». Меня страшно веселит и одновременно злит анекдот про Нильса Бора – его якобы ответ на вопрос, почему ученый с мировым именем прибил над дверью подкову. «Конечно, я не верю, что подкова приносит удачу! Но она помогает независимо от того, веришь в нее или нет». Вот этот дурной дуализм современной ментальности, зиждущейся вроде бы на материалистических знаниях, но отдающей дань суевериям, вере в магов и прочее, и раздражает. Необходимо преодолевать невидимую перегородку в мозгу между «полушарием логики» и «полушарием мистики».

– Среди вашей продукции, получившей резонанс в последнее время, – первая аудиоантология русской поэзии «СПА» («Современная поэзия от авторов») и эксперименты в видеопоэзии в рамках арт-группы «Кадры решают все». Зачем понадобились проекты, выносящие литературу не в географическое пространство и геопоэтику, а в виртуальный, мультимедийный простор?

– Есть совсем уж антинаучная гипотеза, что мы призваны всего лишь доказать своей работой креативность идеи Крыма как творческого начала... Ведь инициатором и главной движущей силой проекта антологии был не я (составитель), а философ Александр Кузьминых (директор по производству), уроженец Ялты. А в группе «Кадры решают все» центральная фигура – Алексей Блажко, композитор и режиссер видеопоэтических клипов. Наш «Мультимедиум», точнее, «Гений места» по-прежнему живет в Керчи... А если серьезно, развитие мультимедиа, начавшееся столетие назад с появлением кинематографа, – это необходимое возвращение к искусству первобытного синкретизма, органики и многоканальности исполнения/восприятия. Говорят и о «шаманизме» наших роликов, как «Ночь» на стихи Даура Зантария или «Новые сведения о Калимантане». Обращаясь к тому, что раньше называлось магией, мы всего лишь идем в фарватере эпохи. А успехи, ежели таковые есть (да будет нам судьей посещаемость на YouTube.com), объясняю синергетическим составом команды.

– Не слишком ли вольно применяется термин «магия» в отношении явлений искусства?

– В случае настоящего искусства, думаю, это почти синонимы. А мы машинально сводим магию к чему-то сказочному: «снип-снап-снурре», «крекс-фекс-пекс». На круглый стол Крымского клуба по этой проблематике пришел мой коллега, художник-концептуалист. И он поразил незыблемой уверенностью, что искусство абсолютно чуждо мистике. Чтобы вы ощутили юмор ситуации, произнесу названия любимых мною его инсталляций: «Демон русской печи», «Афродита, рождающаяся из яйцеклетки»...

– Но ведь вера в мистическое может намеренно скрываться?

– Да, среди российских интеллектуалов говорить об этом всерьез – не комильфо. Вообще в Европе вся история последних двух тысячелетий способствовала сокрытию интереса к этим сферам, не то что работы в них... Однако культуролог Екатерина Дайс показывает, как столпы литературы постмодернизма – Фаулз, Эко, Павич, Памук и другие – оказываются продолжателями мистериальной традиции. Просто мистериальное привычно мимикрирует под другие вещи. Люди, наделенные мистическими способностями, работают во всех областях и легче достигают лидерских позиций. Я не вижу радикальных различий между камланием шамана и рок-концертом. В каком случае впадать в транс и обретать мистическое озарение – зависит только от того, в какой из культур ты вырос. И вновь брезжит «неоантропологическая» догадка: мистериальные практики необязательно традиционны! Особо одаренные люди могут изобретать магические техники сами. Но конечно же, прямое наследование традиции, посвящение, ученичество дает максимальный эффект. Когда в конце 80-х мой земляк Ник Рок-н-Ролл, зачинатель русского панка, вдруг исчез из Крыма, все шептались, что он уехал к шаманам в Забайкалье. А что говорить про Веру Сажину!.. Экспансия (точнее ренессанс) мистериального начала как в элитарной, так и в массовой культуре впервые со времен Средневековья – это и есть оборотная сторона «мифологической революции».

– Вы реализовали много афропроектов в России, работали в разных регионах Черного континента. Почему приоритетное место занимает именно Мадагаскар?

– Я не нашел на планете более совершенного геопоэтического объекта. Мадагаскар как остров – это геопоэтика в чистом виде... Возлагаю на него много надежд. Но у этой медали есть «слишком обратная» сторона. Мадагаскар как государство переживает очень тяжелые времена.

Михаил Бойко

Источник: Независимая Газета

• Таланты есть, прорыва нет
• Русские литературные премии: Если бы я был Виктором Топоровым
• Имитация и радикализм
• Культурно-просветительская премия "Нонконформизм"
• Дурнейшая бесконечность