"Вот я стою перед вами, простая русская баба, мужем битая, попами пуганая, бандитами стреляная.." ("Член правительства", 1939г.) Но это шутошная аллюзия, кнешн)) Тут бесподобная звукопись у Тебя, Инна. Пойду, порыщу аудио на Спа (есть?)
"Одним движеньем рук отсечь".. Напомнило воспоминания об Ильиче: "вот Ленин побрился, бритвочку вытер, опять точит, поглядывает на мальчика. Затем сложил и упрятал в футлярчик. А ведь мог бы и полоснуть!"
И снова хочется собрать остатки северных племён меня, сгрудить их у Твоего тепла, натыкать мордочками и шаманисто бубнеть болезным: "а не вечна ваша вечная мерзлота!".. пока сами не убедятся, обнаружив росу на токчто белесых бровях, что да - нет, не вечна))
По чувствопередаче, по накалу искренности показалось близким к военному "жди меня, и я вернусь. Только очень жди!.." Славно и ценно, а в чём-то даже бесценно, что таки кому-нибудь (Тебе) удается найти те самые слова, без которых многие влюблённые бьются зашитыми ртами об лёд тривиального быта. Их надо произносить. Их надо петь. Шептать. Мяукать. Накалывать по системе Брайля и осязать подушечками пальцев. Вкладывать в конверт. Добывать из конверта. Впитывать и проговаривать. Целовать. Их надо. Надо многим, кто так и не выскажет, и поймет это слишком поздно. Огромная благодарность Тебе за творчество, Инна!
Который год в лесу осеннем бытует папоротник-цвет. Он провещает всех спасеньем. А всех в лесу давно уж нет. ~и~ Из-под младого кипариса, зеркал румяней и милей, восходит девушка-кларисса, устами звонко лья елей. ~и~ На тот елей в потёках ранних росистой сельвы и ботвы, взойдут гусар, корсар и странник, взойдете, может быть, и вы. ~и~ Кто чистый сердцем, гордый духом, на чистоводье выведь зло! Не раздавая пыл старухам, такого в дебри занесло. ~и~ Он брёл, свистя, вдоль ветхих кедров, давно забывших век и стать. Да мало ль в свете донов-педров, коль за добро горою стать?! ~и~ Но этот был особ и редок - он был при родах наделён. Ему Афину бы в соседок, и - в пантеонный павильон. ~и~ Но возгордясь парчовым паклям, в которых мнит ся прочья тать, - Мне нарекли не зря Гераклем! - лишь удосужился сказать. ~и~ За раз съедая три буханки, спивая семь сивушных боч, рубил он гидрам с шей болванки и прочьих демонов, короч. ~и~ Оруженос - лесник-фельдегерь. Фельдписарь - сам Ероним Босх. Гераклий сунет, как Шварц Нэгерь, в колдуйский лес свой крепкий нос. ~и~ В руке его чепрак из тиса. В другой лежит с осины кол. Трепещет девушка-кларисса - ей час последа изошел.
Сто рыл на банку мертвеца - пустяк в масштабах бригантины. Лицом предательски-невинны, сойдут на брег искать ларца. ~и~ Они сыны штормов и штилей, и всяк готовностию пьян. Дрожи - земля - венец бразилий!, где толпы падших обезьян, ~и~ внушая страх немытой шертью кишений хищных паразит. Они - преградие нашестью. Вдали коробочка блестит. ~и~ Выходит тучный предводитель - пират, наглазник и костыль. Скажу вам, как стороний зритель, - по позвонку мурашек стыль. ~и~ И слово взяв у честных братий аборигенской гопоты, Царь Обезьян, слегка горбатый, пиратом вызван был "на Ты". ~и~ "Иду на Вы!" - в древлях казали, порасчехлив эфес мечей. А ларчик в паростях азалий, коль был ни чей, то станет чей! ~и~ Все в алчном рвении едином, азартом взъелись моряки.. Царь Обезьян был хун-вей (бином) - сразил касанием руки. ~и~ - Позор! - кричали, убегамши, с древесных лодк волкИ морей. А сундучек в колчан из замши туземцы спрятали скорей.