LITCENTR

То, что стихи русского поэта Ивана Баркова входили в круг чтения Иосифа Сталина, – факт не особенно растиражированный. Книжка Баркова «Сокращение универсальной истории Гольберга» уникального издания 1766 года находилась у Сталина в его подмосковной дачной библиотеке в Зубалове. Что интересно, поля книги испещрены любимым словом Сталина – «Учитель». Так и не окончив духовную семинарию и не став священником, Сталин, как известно, испытывал странную привязанность к учительству и обожал рисовать слово «учитель» и однокоренные «учить», «учительство» в блокнотах и книгах.

Иван Барков, известный автор срамных од и непечатных эротических стихотворений, переводчик Академии наук и ученик Михаила Ломоносова, тоже учился в духовной семинарии и, в отличие от Сталина, окончил ее, дойдя до класса «пиитики». Семинария и поэзия (известно ведь, что Сталин тоже пытался писать стихи) – не единственное, что связывало столь разные, отделенные друг от друга историей личности. Оба привлекались к общественным наказаниям. Баркова секли розгами за пьянство, хулиганские выходки. За ложный донос на ректора Академической гимназии даже заковывали в кандалы. Каждый школьник и продвинутый детсадовец знает, что Сталина тоже арестовывали неоднократно за марксистскую деятельность.

На этом, кажется, сходства заканчиваются. Никто не мог подумать, что Сталин когда-либо напишет о Баркове официальную рецензию, по неизвестным причинам нигде не вышедшую и хранившуюся до недавнего времени в архиве ФСБ. В своей рецензии Сталин пишет о неизвестной поэме Ивана Баркова «Против срамословия». Поэма сенсационная и несохранившаяся. Однако, по-видимому, в 1952 году, во время работы над рецензией, Сталин имел к ней доступ. Мы имеем много информации о развившейся у Сталина к концу жизни мании преследования и болезнях, но практически ничего не знаем о волновавшем его мотиве раскаяния. В рецензии, не раз цитируя начальные строки таинственной барковской поэмы: 

Сталин все время возвращается к мысли о том, что Иван Барков перед смертью испытывал страшные муки совести.

Так ли это? Последние два года жизни Баркова туманны и неясны. Известно лишь, что в 1766 году он был окончательно уволен из академии. Версии смерти поэта можно скорее отнести к нецензурному фольклору, так же как и всю барковиану и многочисленную псевдобарковиану. По одной – Барков в состоянии постзапойного психического припадка утонул в нужнике, по другой – засунул себе в зад свернутую трубочкой эпитафию «Жил – грешно, а умер – смешно!», а голову – в камин. Сталин утверждает, что эпитафия действительно существовала и ссылается на какие-то неизвестные нам источники, в частности, на архивные номера рукописи поэмы «Против срамословия» и приложенные к ней личные документы. Из которых ясно, что поэт тяжело болел, знал о близящейся смерти и писал поэму в ожидании своего конца. Конца не в том смысле. Вся тоненькая стопочка представляла собой, таким образом, завещательный барковский корпус.

После обнаружения сталинской рецензии (авторство вождя уже доказано судебно-медицинским и графологическим методом) исследователи и любители барковского творчества всполошились. Как же так? Их любимый смешливый сквернослов Иван Барков раскаялся, посыпал голову пеплом и проклял себя за приапические извращения поэтического ума? Не имея перед собой барковского оригинала – судить трудно, но кое-что в рецензии Сталина наталкивает на мысли о дальнейшей судьбе бесценных документов: «И.Барков очень огорчил бы своих верных читателей, своих товарищей, своих потомков и поклонников отступничеством, предательством своей учительской миссии. Эта миссия – не просто сквернословие, а увеселение жизни в период застойного имперского ига. Иван Барков – как наш Демьян Бедный. Продаст себя Бедный – накажем. Барков продал себя – тоже накажем». Зловещий финал, не правда ли?

Смею сделать предположение, что Сталин сам сжег поэму Баркова и его эпитафии. Почему не сжег рецензию – вопрос. Возможно, просто не успел.